Сказка о Снежной Королеве - Страница 18


К оглавлению

18

— Ну… волнует, — несмело сказал Роман.

— Знаешь, я не люблю, когда меня обманывают, — Анжелика отчетливо выговаривала каждое слово. — Если тебя это интересует — да, я действительно настроилась на романтический вечер. И если это не будет вечер с тобой, значит, будет вечер с кем-то другим. Пусть не столь романтический. Не люблю менять свои планы. И я найду, с кем бы мне…

В это мгновение Роман отчетливо почувствовал: она сделает это. Сделает это там, в бане, на грязном этом покрывале в зеркальной комнате, наравне со своими проститутками. С одним бандюком или с несколькими — и ей будет все равно. Она это сделает. Без любви. Может быть, ради удовольствия. Может быть, лишь ради того, чтобы отомстить ему, Роману.

— Ты обиделась, — сказал он осторожно.

— О чем ты?! — воскликнула Анжелика с сарказмом. — На что я могу обидеться? Поезжай к своей жене и займись с ней любовью. А я тоже найду, с кем мне это сделать.

Она сказала это словами.

— Ах, вот так, — еле выдохнул Роман.

— Да, — Анжелика была очень спокойна.

— Подожди, — он положил ладонь на ее руку. — Ты уверена, что не хочешь домой?

— Да.

— Ты уверена, что хочешь туда пойти?

— Да.

И Роман отступил перед ее напором.

— Ну… хорошо… — пробормотал он. — Я позвоню тебе завтра.

— Нет, — сказала Анжелика с нажимом. — Не вздумай звонить мне завтра. И в ближайшую неделю тоже. Иначе я тебя так пошлю!

— Я тебе позвоню, — повторил Роман.

— Я тебя очень прошу, — сказала Анжелика сквозь зубы, — не звонить мне какое-то время. Если мне вдруг захочется тебя увидеть — я тебя найду, — она приоткрыла дверцу «Опеля» и поставила ногу в малиновой туфле на поребрик тротуара. — Прощай.

Миллион разных мыслей пронеслось в голове у Романа за одно лишь мгновение; холодный страх пронзил его тело, как нож; пот выступил на лбу.

— Постой! — крикнул он, хватая ее за руку.

— А пошел ты, — брезгливо процедила Анжелика, отталкивая его.

— Постой! — Роман вцепился в ее плечи. — Подожди! Ты вот так хочешь?

— Да, — ответила Анжелика бесстрастно

.— Ты не пожалеешь потом?

— Нет.

— Анжелика! — он в первый раз назвал ее настоящим именем. — Пожалуйста, подожди. Я очень тебя прошу.

Она смотрела на Романа, и, кажется, с ненавистью. «Все кончено», — подумал он. Он так давно уже называл ее Анжеликой про себя, но вслух впервые отважился произнести это имя… такое любимое… единственное дорогое имя. И вот — она уходит.

— Дурак! Господи, какой я дурак! — воскликнул Роман, хватаясь за голову.

Он вспоминал потом, как она плакала в его «Опеле», размазывая по щекам дорогую косметику, стойкую, несмываемую вроде, а он повторял: «Я не могу без тебя, не могу, пожалуйста, не уходи, пожалуйста». Он вспоминал потом долго, и воспоминания эти отзывались во всем теле сладкой мукой, как она прижималась к нему, рыдая, — и тогда он знал точно, что небезразличен ей. Он повторял, как в бреду: «Не уходи, Господи, какой же я дурак!» — а когда она перестала плакать и утерлась его большим полосатым платком, сказал, морщась и проклиная себя: «Роме же надо решиться потратить деньги». Анжелика смотрела на него вопросительно огромными своими глазами, размыто-зелеными, болотными, затягивающими, и он пояснил тогда: «Жена здесь ни при чем, я просто сказал, что не приеду, и повесил трубку. А потом подумал: тратить пятьдесят баксов?»

В «Матисовом домике» у них был секс, безумный секс, лучшее, что вообще когда-либо было у Романа; и он был так счастлив тогда! Не мог уснуть всю ночь, а в семь утра встал, чтобы поехать домой и отвезти ребенка к теще, и когда вернулся, Анжелика все еще спала, посапывая мирно, зарывшись лицом в подушку. Роман целовал ее волосы, темные, влажные, пахнущие тиной и диковинными цветами, волосы зеленоглазой русалки.

— Господи, это стоит всех миллионов! — шептал он, задыхаясь.

— Что? — спросила Анжелика сонно.

— Вчера… я вчера так перепугался!

— Чего?

Роман тяжело вздохнул. Это было счастье, невозможное счастье, вот это утро, шуршащие белые простыни, ее загорелые плечи, запах болотной травы и орхидей.

— Я уже подумал вчера, что я тебя потерял, — сказал он хрипло.

Анжелика обняла его, сонная, теплая, родная; в руках ее еще не было достаточной силы; Роман вновь почувствовал угрызения совести — на этот раз за то, что сорвался утром отвозить Сашку, а ведь Анжелика могла проснуться и подумать…

— Ты на меня не сердишься? — спросил Роман.

— Нет, — улыбнулась она.

— Правда нет?

— Нет.

— Совсем нет?

— Нет, но если ты будешь тратить время на разговоры, — довольная, хитрая, ликующая улыбка, — если ты будешь тратить время на разговоры, я могу и рассердиться.

* * *

Секс с Ромой теперь стал более интересным; Анжелика больше не сравнивала Рому с Сашей, избавилась от этой больной привычки, и готова была иногда не только брать, но и отдавать. Доставлять удовольствие. Впрочем, по-прежнему снисходительно, с удовлетворением отмечая, как сильно Рома любит ее. Все больше и больше. Анжелике по-прежнему нравилось играть с ним, с его чувствами (как тогда, в «Матисовом домике»); но теперь она отмечала с некоторым страхом, что не вполне играет; какие-то робкие, капризные, детские чувства начинали брать над ней верх. Ей хотелось быть с Ромой чаще; ради этого «чаще» она соглашалась на какие-то авантюрные предприятия, например, на секс вечером у Ромы на работе, в офисе, когда за стеной сидел пожилой седоватый охранник в синем спортивном костюме.

18